Алексей Панов. "Ольга" |
Спрашивается: может быть, это потому, что она смотрит так, как смотрят обычно русские? Ну да, есть конечно известный оттенок отрешенности во взгляде и какое-то тайное благородство, столь характерное для русской души. Но мне все-таки кажется, что это благодаря фону.
В этом многозначительном сером фоне
можно отчетливо выделить три области:
1) внизу, под ее рукой, она самая близкая
к нам,
2) сверху, над головой и за спиной, она чуть подальше, и
3) слева, она
почти белая и самая далекая.
Вы видите, что они все разные по цвету. Причем,
это не просто оттенки серого цвета типа светлее-темнее, а они разные по
тональности. Это собственно три разных цвета, которых нет в природе – поэтому
мы и принимаем их за оттенки серого. Это цвета духовного мира. Серый цвет – это
цвет духа. А то, что их три (на самом деле, их еще больше) – так это как три
области духовного мира. А теперь взгляните на фигуру. Она ведь тоже из трех
цветов! Черный цвет платья и волос сочетается с первой областью фона, цвет тела
– со цветом второй области фона, а красный цвет губ, то есть цвет ее
внутреннего существа – с самой дальней третьей областью.
Итак, три души
показаны на портрете, как словно они отделились и сформировались из своего
духовного окружения, из фона. Там три, и здесь три. Именно благодаря этому
попарному сочетанию цветов на картине и получился такой душевный портрет.
Потому что сущность души в ее триединстве. Душа триедина в своей основе, как
продукт духа, который тоже представляет из себя триединство. И если художник
таким образом изображает человека на своей картине как триединство, подчеркивая
это триединство и в фоне, то картина превращается в картину души. Вот она
русская душа, смотрите на нее и изучайте!
Может, это пушкинская Ольга из «Евгения Онегина»? Вполне может быть. Потому что художник проник в сущность имени и в сущность души. Он нашел вечное начало, которое с полным правом обитает и в этом столетии и в позапрошлом. Он пишет картину не так, что срисовывает с натуры ее черты – так в лучшем случае получился бы лишь эстетский портрет – а так, что сначала познает внутреннее ядро человека, в его цвете. И потом, когда пишет портрет личности, его кистью водит уже не внешнее сходство с натурой, а сходство с тем внутренним оригиналом, который сначала открыл в человеке. Это вообще характерно для русской портретной живописи и русских художников. И потому русская душа, увиденная в этом духовном оригинале, по большому счету сама написала на холсте свой трехцветный фон, так что теперь можно однозначно сказать, что она русская.
Может, это пушкинская Ольга из «Евгения Онегина»? Вполне может быть. Потому что художник проник в сущность имени и в сущность души. Он нашел вечное начало, которое с полным правом обитает и в этом столетии и в позапрошлом. Он пишет картину не так, что срисовывает с натуры ее черты – так в лучшем случае получился бы лишь эстетский портрет – а так, что сначала познает внутреннее ядро человека, в его цвете. И потом, когда пишет портрет личности, его кистью водит уже не внешнее сходство с натурой, а сходство с тем внутренним оригиналом, который сначала открыл в человеке. Это вообще характерно для русской портретной живописи и русских художников. И потому русская душа, увиденная в этом духовном оригинале, по большому счету сама написала на холсте свой трехцветный фон, так что теперь можно однозначно сказать, что она русская.
Михаил Андреев